Манящая Африка. Четвертый поход за счастьем.
(Фотографии к этой поездке можно посмотреть здесь)
Наши светила-зоологи обычно служат украшением университетских кафедр или заседают на научных конференциях. Они занимаются систематизацией предоставленного в их распоряжение зоологического материала, которого так много, что у них просто не остается времени для того, чтобы наблюдать за жизнью зверей и птиц. Не говоря уже о том, что непременным условием наблюдений за живой природой служит жизнь путешественника и охотника
Альфред Брэм «Жизнь животных»
Пот струится по спине, стекая между лопаток в штаны, и капает почти струйкой с носа и бровей на ботинки, стоит лишь наклонить голову. Шляпа тоже уже мокрая, но широкие поля спасают от солнечных лучей начавший уже облупляться обгоревший нос, щеки и шею, когда вываливаемся из-под деревьев на открытые поляны. То тут, то там в промежутках между камнями и очажками сухой травы – отпечатки следов. Сплошь, нет пустого места, способного держать отпечаток. В подавляющем большинстве это следы буйволов и слонов. Изредка попадаются следы льва, леопарда или гиены. И, конечно, помет. Помет слона – это почти круглые шары размером от кулака до литровой пивной кружки, в зависимости от габаритов их правообладателя. Буйволиный помет – это лепешки, как у большинства жвачных, но поменьше размером. По внешнему виду, содержанию влаги и температуре фекалий опытный следопыт безошибочно определяет давность следа с точностью до получаса. Мы сегодня тропим крупного слона, но его след часто оказывается затоптан его собратьями поменьше, и, учитывая большие площади вулканического базальта, на котором не очень-то что-либо отпечатывается, часто останавливаемся в поисках продолжения тропы. Трекеры возвращаются к последнему верному отпечатку и расходятся в поисках такого же. Мало кто знает, что подошва ног у слона имеет столь же характерные складки и натоптыши, как наши отпечатки пальцев или линии судьбы на ладонях. С утра делали пару пятиминутных остановок. Младший следопыт достает из своего рюкзака и раздает всей команде алюминиевые фляги с водой. Я первым делом окатываю свою макушку, сняв шляпу, и лишь потом делаю пару хороших глотков. Темечко отзывается благодарно прояснением сознания. Сейчас зима, холодное время по местным представлениям, поэтому в полуденном пекле как зверь не останавливается на сиесту, продолжая кормиться на ходу, так и мы не прерываем наше тропление. Не так далеко граница национального парка, и очень похоже, что гигант держит путь именно в ту сторону, где его ждет полная безопасность, но надежда догнать пока есть.
3 африканских охоты позади, это по нарастающей: сначала ознакомительно-прогулочная Намибия, затем опробование себя в более сложном северном Камеруне и, наконец, совсем «взрослая» Танзания. Казалось бы, попробовано почти все. Ну, нет в коллекции нескольких видов антилоп, леопарда и слона, но ведь это не самоцель, главное – процесс охоты! Однако, видно, именно сам процесс на африканской охоте подсаживает, как наркотик, увлеченного охотника и натуралиста. Где еще можно так насладиться видом частенько нетронутой Природы, пасущихся в изобилии диких животных, восхититься профессиональной работой следопытов, способных разглядеть крошечную каплю крови на нижней стороне лежащего сухого листа, и, наконец, добыть что-то существенное по сравнению с привычными лосями, медведями и кабанами? Зуд по очередной поездке на черный континент зрел-зрел, да и выплеснулся в освоение еще одной незнакомой доселе страны. В результате нетривиальной многоходовой комбинации нутро авиалайнера Эмиратских авиалиний выплюнуло меня с другом Ринатом С. в Хараре, столице Зимбабве. Этому предшествовало длительное согласование со службой авиаперевозчика транспортировки оружия, снижение до максимально разрешенного веса в 5 кг кейса с боеприпасами, получение зимбабвийской визы (хотя ее можно получить и в аэропорту прилета, рисковать не хотелось), и сам перелет с пересадкой в Дубаи, хотя и без пересдачи оружия ввиду обеспечения обоих плеч перелета одной авиакомпанией. С документооборотом помог Ринат, более дотошный в мелочах и имеющий в этом больший опыт, в остальном – мы не новички и учить нас некому, багаж сформировался сам собой. С удивлением обнаружил, что после первой Африки прошло уже более 10 лет, поэтому пришлось еще и освежить прививку против желтой лихорадки.
Единственный спор с коллегой и попутчиком вышел относительно принятия предосторожностей против малярии. Хотя сознательно был выбран самый холодный промежуток времени в этом полушарии – июнь, когда там зима и риск заболевания минимален, да и температурный режим там более-менее комфортен для русского организма, тем не менее, в районе предполагаемой охоты опасность малярии не исключается благодаря обилию воды. Я сторонник традиционного противодействия паразиту через непрерывное поддержание 0,4 промиле алкоголя в крови, Ринат же предпочитает травить организм специальными хинин-содержащими медикаментами. В любом случае тот и другой способ не дают 100% гарантированного результата. Диспут закончился компромиссом: согласились для надежности применить оба наших способа одновременно. Успели получить в Москве от принимающей стороны буржуйские, более щадящие здоровье и самочувствие, таблетки, и – вперед, первое «колесо» проглочено за 2 суток до прибытия в потенциально опасный регион, последнее – по истечении типичного инкубационного периода уже опять дома. С алкоголем, слава Богу, проблем нет, — сорта и количество напитков тщательно продуманы и согласованы с устроителями охоты заранее. Забегая вперед, скажу, что все обошлось, время года ли тому помогло, или один из способов, — одному Богу ведомо.
Итак, мы в Хараре. Нас ждет на одну ночь, на удивление роскошный в этой довольно бедной стране, лучший отель в столице, жареный стейк и прекрасное вино из ЮАР. Утром – чартер непосредственно в район охоты — Omay North Hunting Concession. Честно говоря, увидев наш «чартер», в первый момент испытал некую неуверенность. Мне приходилось летать на разном, и еще в детстве в рижском аэроклубе, и в прошлой африканской поездке, когда мы добирались втроем с братом и другом, но тогда с нами еще летели ПиЭйчи, и самолетик был чуть побольше. А вот крошечную «Цесну», какую известный Руст сажал когда-то на Красной площади, так близко увидел впервые. Размером с городское такси, с приклепанными подпорками, удерживающими крылья от отваливания, машинка, откровенно говоря, не внушала доверия. Гигантский Ринатов оружейный кофр, способный выдержать наезд танком, с трудом удалось разместить в багажничке под фюзеляжем, остальной багаж запихнули на третий ряд сидений. Все же есть прелесть в тейк-дауновых версиях дорогих винтовок: мой кофр лишь чуть больше «дипломата». Немного успокоил уверенный вид опытного седовласого пилота Джайлза, деловито показавшего место расположения красного топорика для аварийного покидания самолета, «если что». Сегодня пилотирует его сын, стажер, сам же хозяин расположился в кресле второго пилота, а мы с Ринатом заполнили оставшееся пространство во втором ряду. Ждем, пока сядет раскрашенный в государственные цвета самолет с президентом Зимбабве, и, наконец выруливаем на единственную взлетно-посадочную полосу. Сразу подумалось, пустили ли бы нас с тележкой, полной оружия, на летное поле, в день приземления нашего президента…
Под крылом сначала нетипичная для моих прежних поездок Африка. Очень много, хоть и мелких, строений и возделанных полей. Попадаются выкошенные круги, напоминающие фигуры в пустыне Наска. Лишь вторая половина перелета начала радовать более дикими местами и, наконец, за цепью сопок открылось обширное водное пространство – озеро Кариба. Вообще, на суахили «карибу» означает «пожалуйста», произносимое в ответ на «асанте» или «асанте сан» (в зависимости от наречия): «спасибо». Но ломать голову над происхождением названия здесь – дело неблагодарное. Например, «коронго» одновременно означает и овраг, и антилопу роана. И так же я первое время звал своего старшего трекера, лишь позже разобравшись, что правильно имя произносится Фурунга. Вот и грунтовая полоса местного аэропорта «Киплинг» у крокодиловой фермы. Из аэродромного оборудования – типичный флюгер, напоминающий сачок для ловли бабочек, табличка с просьбой не ездить на наземном транспорте по середине взлетной полосы, да беседка с надписью «International departure», хотя какие здесь возможны международные перелеты, не очень понятно. Впрочем, с другой стороны, прямо по середине озера проходит граница между Зимбабве и Замбией, все может быть. Нас ждет традиционная Тойота в африканском обвесе, с высокими сиденьями в кузове для охотников, и встречает человек, с которым предстоит проводить ближайшие недели в буше – мой ПиЭйч (“PH” – Professional Hunter) Пьер (Pierre Hundermark), и с ним кинооператор Матт и трекеры Фурунга и Денни. Ринатов ПиЭйч Майк (Michael Blignaut) приедет только завтра, сегодня у нас день заезда и пристрелки оружия.
Быстро перегружаем вещи в машину и, дрожа от нетерпения, двигаемся в пампасы. До лагеря здесь пара-тройка часов ходу по сильнопересеченной местности, но дорога (а она здесь, как и в России, носит название весьма условно) накатана. В отличии от Танзании с ее охотничьими резервациями, в которых запрещается селиться, возделывать поля и заниматься чем-либо, кроме охоты, в этот раз мы на территории общего пользования. Ну, примерно, как у нас бы охотились в перелеске за деревней. Это, с одной стороны, немного грустнее, поскольку на обочине можно запросто увидеть пустую банку из-под колы или пива, а тропя буйвола, увидеть пересекающего ваш путь велосипедиста в ярко-желтой майке. Да и зверья заметно меньше, чем в Селусе, можно за весь день ни кого не увидеть, кроме обезьян и птиц. Но зато лагерь совсем стационарный, ни каких палаток, душ и горячая вода круглосуточно, а обалденный вид с террасы срывает напрочь башку. Частные охотничьи резервации в Зимбабве тоже существуют, хотя и не в таком масштабе, как в Танзании, но ценник на трофеи и услуги там примерно вдвое. Основной владелец лагеря «Уми» (Ume Camp) и лицензии на этой территории Мартин (Martin Peters) постоянно здесь не живет, а вот второй совладелец Крис (сам бывший спецназовец в войсках нескольких государств и работавший, с его слов, в личной охране известных в России лиц) приезжал к нам на несколько дней тренировать спецназ по борьбе с браконьерами. Вооруженные автоматическим оружием, включая даже пулемет на команду, они после сдачи экзаменов по спортивной подготовке и практической стрельбе ушли в двухдневный рейд по границе с Национальным Парком Матусадона, откуда вернулись с 12 изъятыми браконьерскими петлями. Кого при этом там прикопали, история умалчивает, — с преступниками здесь не церемонятся. Я сам был свидетелем, когда отнимали у деревенских незаконные рыболовные сети, как геймскаут с «калашниковым» в жесткой форме поставил на место попытавшегося возразить юношу. И то, что наши с Ринатом финансовые вливания позволяют поддерживать худо-бедно порядок, сохраняя флору и фауну, пусть даже в чужой стране, бальзамом успокаивают негодующую «жабу».
Лагерь располагается на возвышенности вокруг огромного баобаба. Вся низина почти вокруг в дождливое время заполняется водой, но сейчас там практически везде можно пойти в пышной густой траве, по которой постоянно ходят туда-сюда и пасутся бабуины и бушбоки. Чуть дальше, где вода еще сохранилась, отмокают, издавая низкие трубные звуки «ууууф, уф, уф, уф, уф», бегемоты, да греются на песчаных отмелях крокодилы. Мне достался дом без дверей, прямо с кровати открывается во всю ширину стены открытая веранда. Ее положение на склоне холма, на сваях, и относительно узкий тротуар для входа, несколько успокаивали, когда впоследствии каждую ночь почти в лагерь стала захаживать гиена, хохоча половину ночи буквально в 100 м от балкона. Надеюсь, все было продумано при строительстве, хотя в какой-то момент, когда она пыталась утащить что-то с разделочной площадки у скинеров, захотелось передвинуть поближе к задернутой противомоскитной сеткой кровати стоящий у стены карабин. А однажды, когда смастерили приваду для этой гиены на поляне за лагерем, неожиданно приперлись львы, и мне посчастливилось вновь, примерно с 4 до 5 утра, насладиться этой почти забытой чудесной музыкой львиного рыка, за которую хищника и прозвали «царем зверей».
Итак, предстояло для начала добыть первого зверя, чтобы наделать из мяса привад для леопарда. Если действовать из расчета, что на одного кошака нужно в среднем 8-12 привад, которые со временем будут либо съедены, либо протухнут, и их придется еще и освежать, то мяса нужно много. Какое из животных является носителем большой массы белков, жиров и углеводов? Самое крупное на Земле млекопитающее – кит, — к сожалению, в этих местах не водится. Слон – водится, но стрелять разрешается только трофейного самца в определенном возрасте и состоянии бивней, искать такого можно порой 2-3 недели, значит, пока тоже отпадает. Носорога здесь нет, да и слишком неподъемная цена за фунт его мяса получилось бы в итоге. Остается самое очевидное: бегемот, он же гиппопотам! Вот за ним и отправились в первое же утро нашей охотничьей экспедиции. Причем Ринат решил не ждать прибытия своего ПиЭйча Майка, а прогуляться со мной за компанию, чтобы размяться и заняться фотосессией. Театром военных действий был выбран довольно большой залив озера Кариба. Уже при подъезде к берегу заметили большое стадо толстокожих местах в 200 от кромки воды, и другое ближе к противоположной стороне. Самки с детенышами мирно дремали на мелководье, наверняка, там был и доминантный самец, но сейчас это не наши «клиенты»: дистанция не вполне уверенной идентификации половой принадлежности и последующего выстрела в висок, да и даже в случае успеха достать тушку потом будет проблематично ввиду кишащих кругом крокодилов. Начинаем объезд залива по периметру, с непрерывным биноклеванием и частыми остановками. Наконец, обнаруживаем небольшой уютненький затончик, где также проживает небольшое семейство толстячков. Прочь долой с автомобиля, дальше только пешком. Чтобы не пугать, идем втроем: я, Пьер и оператор, подкрадываясь под прикрытием бугра. Однако, самец все равно почувствовал что-то неладное, и на всякий случай переплыл в соседний затон. Я, вложившись с использованием трипода, жду отмашки, пока Пьер, уперев бинокль в торчащие над водой глаза и ноздри, старается удостовериться, что имеем дело с самцом. А тот периодически ныряет, всплывая то справа, то слева от самок. Наконец команда получена и, улучив в ту же секунду момент, когда цель повернула голову в профиль перед очередным нырком, жму на спуск. В это время Ринат, со своего берега, вооруженный профессиональным телевиком, умудряется поймать момент вхождения пули в висок, и туша беззвучно уходит на дно, оставляя на поверхности только расходящиеся круги. Дело сделано!
Но теперь его надо еще достать. А в 100 м в нашу сторону уже неспешно плывет крупный крокодил. Конечно, с живыми бегемотами у них нейтралитет, но если оставить в воде надолго дохлого, нам мало, что достанется. При этом входить в воду, чтобы достать наше мясо, все темнокожие помощники почему-то наотрез отказываются. Однако, к преимуществам охоты на территориях общего пользования можно отнести наличие деревень с местными жителями, и лодок у этих жителей. Отправляем машину за помощью, и через 2 часа к нам пригребает ялик, управляемый двумя голодными сельчанами. К этому времени, разумеется, розовый бок моего гиппо уже всплыл над волнами. Остается только сплавать к нему на лодке и отбуксировать ближе к берегу, где уже можно вытащить на сушу при помощи тягового усилия неприхотливой Тойоты. Теперь видно, что этот самец гораздо крупнее и старше моего танзанийского, зубы крупнее и желтее, один обломан. Надо заметить, что практически сразу после удачного выстрела наши действия не остались незамеченными для местных птиц. Грифы и марабу, сначала образуя реденький летающий круг у нас над головами, по мере всплытия тушки сконцентрировали эпицентр над вкусняшкой, постепенно снижаясь все ниже и рассаживаясь на минимально безопасном расстоянии, в радиусе метров 30-50 от места событий. После отделения трофейных частей, крестьяне подключились к разделке туши, и, вознагражденные за это натуральным продуктом, радостно уплыли в обратном направлении. Мы же, загрузив кузов необходимым, отправились в обратный путь посуху. На месте стрела осталась часть содержимого желудка и небольшой кусок кишки, не вошедший в пластиковую бочку. На это сокровище, сдобренное обильно пропитанным кровью песком, за нашей спиной тут же слетелись пернатые падальщики, не успели еще мы все забраться в машину. Кишки, смешанные с кровью и содержимым желудка, нам вскоре понадобятся для формирования запахового следа. После развешивания каждой привады машина делает круг радиусом несколько км с волокушей из вонючего клубка, привязанного сзади проволокой или тросом. Это необходимо, чтобы расширить круг потенциального поиска для ночных хищников, облегчив им нахождение халявного угощения.
На радости от удачного начала охотничьего тура, конечно, все немного выпили. Удачно, что по опыту, приобретенному в Танзании, я попросил положить в холодный ящик со льдом бутылочку хорошего южноафриканского белого вина. Поэтому, хотя нос, щеки и оголенные части рук немедленно оказались сожжены солнцем до волдырей, во всем остальном день оставил приятные впечатления. Однако, день на этом не закончился. Подъезжая по берегу к месту, с которого сегодня начинали осмотр, и спугнув ненароком очень приличного бушбока, подпустившего метров на 15, замечаем на песчаной отмели совсем близко от берега вполне взрослого крокодила. Ровесник динозавров, как водится, проветривал пасть на солнышке. Решение принимаем мгновенно. Вдвоем с Пьером сначала крадемся на корточках, потом по-пластунски. С нами в этот раз выдвинулся и Ринат. Крокодила у меня до сих пор не было, поэтому для понимания расположения мозга у гигантской ящерицы (а он размером с шарик от пинг-понга) очень помог просмотр фильма «Perfect shot» (Лучший выстрел) опытнейшего африканского охотника Kevin «Doctari» Robertson. Однако, вероятно, из-за неудобной позы, первая пуля не совсем точно угодила в край «улыбки» монстра, поэтому пришлось выстрелить еще раз, одновременно с Пьером и Ринатом, пока тот агонизировал, размахивая гигантским хвостом. Так или иначе, второй трофей в первый же день добыт, а нашим скинерам добавилось работы.
Потом, сразу за этим первым удачным днем и последующим назавтра устройством бейтов (Bait – привада), прошло несколько неудачных. Мы искали следы слонов и буйволов, потенциально интересные пытались тропить, попутно проверяя наши привады, фотографировались под гигантскими баобабами, которые здесь во множестве, и возвращались в лагерь. Видели изрядное количество не трофейных слонов. Оказывается, потомки мамонтов с аппетитом уплетают баобабы, ковыряя бивнями из них щепки размером с железнодорожную шпалу и тщательно пережевывая размоченную слюнями древесную долбанину. Раньше я думал, что они предпочитают зеленую растительность, ломая ветки и выдергивая небольшие деревца с корнем. Время от времени заезжаем в местные деревни, где наперебой нам сообщают о разгуливающем по их посевам кукурузы и тыквы «большом слоне» и просят застрелить чудовище, избавив местное население от напасти. Они прекрасно знают, что мы не будем стрелять маленького или самку, но всякий раз лгут, надеясь на то, что повезет. Конечно, мы всякий раз отправляемся посмотреть, но первый же взгляд на диаметр следа и расстояние между шагами дает отрицательный результат и понимание напрасно пролитого пота и потраченного времени. Ринат тем временем стрельнул своего баффоло и даже, случайно встретив на утреннем переходе, гиену. За эти дни на один из бейтов зачастила самка леопарда, на другую, похоже, приходил некрупный самец, но был изгнан стаей гиен. Наконец, на третью стал захаживать искомый экземпляр, но параллельно посещать ту же кормушку стала и самка. Приходят ли они вместе, или по очереди? Это предстоит точно узнать, в темноте ошибиться очень легко, а ПиЭйч рискует своей лицензией и уплатой штрафа в 20 тыс.USD… Поэтому освежаем мясо и пыль под деревом, чтобы лучше отпечатались следы, и решаем продолжить наблюдение следующим утром.
В этот день мы нашли баффоло. Одинокий самец, называемый здесь «дагабой», безостановочно петлял по бушу, и мы, распутывая хитросплетения его отпечатков, следовали за ним, постепенно сокращая дистанцию. Наконец, чуть не столкнулись нос к носу, нас разделял только гигантский термитник, но нас спас от идентификации ветер, дующий в нашу сторону. Во всяком случае, бык не стал атаковать, а лишь неспешно ретировался. Карабин опять на предохранителе и еще час тропления. Предательски хрустит начавшая уже падать сухая листва под ногами, идти приходится с большой осторожностью, переступая упавшие ветки и стараясь шагать по пятачкам небольших камней и редким участкам открытого грунта, не переставая глядеть во все стороны и слушать. В этом отношении здешние следопыты непревзойденны. В какой-то момент один из них указывает на зеленые заросли впереди, и через несколько мгновений Пьер шепчет, куда мне следует глядеть. Теперь и я могу рассмотреть в оптику прицела растопыренные лопухи огромных ушей, рога и раздутые, качающие воздух, ноздри, направленные в нашу сторону. Понимаю, что мы находимся на грани, зверь в любую секунду может сорваться с места, и очередной час поисков в этом пекле я не выдержу. Мы лежим за небольшим чахлым кустиком. «Приподними голову, и если готов, можешь стрелять, но только с рук», — слышу голос из-за спины. Но куда стрелять, если видна только голова и часть шеи? Про живучесть этой машины для убийства я знаю не по-наслышке. В голову у основания рогов могу из такого положения и дистанции не попасть. Интуичить положение тела за ветками – тоже не надежно: похоже, буйвол стоит к нам «во фронт», но невидимый корпус вполне может быть повернут, скрытый листвой.. В итоге выцеливаю шею ниже головы, максимально низко в сторону основания, с надеждой, что 400-грановый «барнс» моего .416 RIGBY сломает в конце пути позвоночник жертве. Выстрел, треск в кустах, сопровождающий кувырок могучего тела и… топот убегающих полтонны мышц, костей и сухожилий. Кровь, сначала обильная, потом меньше. Позвоночник явно не пострадал. Лежки через 300-500 м. Но подойти не представляется возможным: осторожный зверь слышит наши шаги, и поднимается всякий раз в густой растительности за 15-50 м до нашего прихода, и выстрелить ни разу не удается. Так раз 5, начинает темнеть. Решаем дать ему отлежаться до утра, и либо он дойдет, либо будет утренний добор. Так и случилось. Как выяснилось, пуля прошла не по центру шеи, а чуть правее, пройдя по мякоти, скользнула вдоль лопатки и, сломав 2 ребра, вошла во внутренние органы. Что значит ошибиться на какие-то 2-3 см… Историю окончил контрольный выстрел по поднявшемуся с утренней лежки быку, и попетлял он за ночь изрядно.
Своей стрельбой остался настолько не доволен, что попросил повторно пострелять по мишени, слегка подкорректировал оба прицела. Особенно предназначенный для сумерек Zeiss с 56-мм объективом. Потому, что однозначно приняли решение строить засидку на нашего леопарда. Как и в Танзании и Камеруне, засидку здесь строят на земле. Определяется сектор обстрела, в котором убираются мешающие ветки и небольшие деревца, даже высокая трава. Затем вкапываются 2-метровые колья, к которым веревками привязываются поперечины, и при необходимости укосины для придания конструкции жесткости, делается упор для правого локтя стрелка. После чего все «стены» обвязываются плотным рядом высокой травы и веток. Само собой, все материалы заготавливаются далеко, чтобы не вносить дисгармонию в привычный ландшафт и обеспечить минимальный шум от всех работ: сытый зверь вполне может не удаляться далеко от бесплатного угощения. Кульминацией стройки является оборудование окон-бойниц (для стрелка и для видеокамеры, оперируемой ПиЭйчем) обвязкой из травы, ограничивающей попадание в окно посторонних пучков или травинок, чтобы ни что не помешало прицеливанию. Новым и неожиданным в этой засидке для меня явилось то, что, во-первых, мой карабин заранее был привязан в бойнице, направленным точно на место стрела, резиновой лентой, к перекладине, и во-вторых, что предполагалось стрелять не сидя, а стоя, но для ожидания нам с Пьером постелили на пол поролоновые матрацы с одеялами и мы разулись, чтобы не скрипнула обувь в неподходящий момент. Идея с матрацами оказалась не плоха: они полностью глушили все возможные звуки, даже шелест придавленной ими сухой травы. Ждать предполагалось долго. Но все усилия оказались вознаграждены. В 5 часов вечера замечаю, что мой напарник изменил позу, и сначала подумал, что у него что-то затекло и он решил размять члены. Между тем, он начал выразительно таращить глаза в мою сторону и усиленно работать мимикой бровей. Начинаю догадываться, что что-то происходит, и ему это известно, т.к. закрепленная перед ним камера, вероятно, увеличивает невидимое мне изображение. Памятуя наш недавний разговор о недопустимости случайно попасть в кошку, переспрашиваю шепотом: «Ты видишь кота?». «ДА!», так же шепотом отвечает он мне. «Ты уверен, что это кот?», — «ДА!!». «Уверен, что я должен стрелять?», — «ДАА!!!». «Тывидел его яйца?», — «ДААА!!!!». Тогда я аккуратно встаю, не издав ни единого шороха и, прильнув к окуляру прицела, неожиданно действительно вижу лежащего на ветке и уплетающего наше мясо огромного кошака с торчащими сзади мужскими причиндалами. Мандража, как ни странно, нет. Остается только дождаться, когда он поднимет голову, прожевывая оторванный кусок, навести перекрестие на лопатку и плавно нажать спуск. Не издав ни звука, огромное тело с глухим стуком о землю валится по другую сторону ветки, снесенное мощным толчком 400-грановой пули, способной свалить слона. Еще очень светло, лишь начинает рдеть закат, поэтому, бросив в засидке фонари и все лишнее, спешно обуваемся и выходим, неся оружие со снятыми предохранителями и вложившись. Но все меры излишни: красавец лежит ровно на том же месте, где упал, и даже не выпустив из зубов последний кусок мяса. Мгновенная смерть. Дальше – традиционная стрельба вверх при подъезде к лагерю и поздравительная песня, прославляющая «большого охотника за большими кошками». Правда, здесь она озвучена немного другими словами, чем традиционная в Камеруне и Танзании «Кабуби», но смысл тот же. Пьер, ходивший напряженным после моей истории с буйволом, вновь ожил.
На другой день поехали к зажиточному фермеру Джону, чтобы арендовать большую лодку, способную вместить 6 человек с поклажей. Пока не добыты все заявленные звери, входящие в «список 1» CITES (а у меня из него остался еще слон), в нашу группу помимо трекеров входит государственный геймскаут из национального парка, вооруженный «калашниковым» и обязанный следить, чтобы мы не настреляли, кого не попадя, и закрывающий лицензии данной категории. Мы собираемся поискать слонов с воды, а заодно поработать в деле борьбы с браконьерством. Один берег этой части Кариба принадлежит нацпарку, поэтому пристальное внимание уделяется лишь левому. Вот проплыла мимо крокодиловая ферма с сотнями марабу, сидящими вдоль берега в ожидании отходов. Заметив слонов, всякий раз сближаемся с берегом, чтобы рассмотреть, но пока ни чего интересного. Памятуя об изматывающей жаре при пешем поиске, в какой-то момент пытаюсь уговорить Пьера на отстрел любого, мало-мальски подходящего, но он непреклонен: «Нет, мы найдем для тебя гораздо лучше!». Причалив в камышах у рыбацкой деревни, конфискуем полную лодку капроновых сетей, которые здесь запрещены законом. Неподалеку занимается своим детенышем самка гиппопотама. Обедаем на воздухе, расположившись на пляже небольшой косы, удобной с точки зрения биноклевания берегов в бухте. Национальное горячее блюдо здесь – некая замазка из кукурузной муки, которую разминают рукой и макают в густой мясной гуляш. Мне понравился буйволиный желудок, ни когда ни чего подобного не пробовал на родине. Возвращаемся обратно, и я опять пристаю к Пьеру с предложением отстрелять первого попавшегося слонятку, пока проезжаем мимо увиденной утром троицы, почти не сдвинувшейся с места кормежки за это время.
В какой-то момент Фурунга начинает что-то тараторить Пьеру в ухо, и тот подхватив свой бинокль, вглядывается в берег. Повинуясь общему движению, я тоже поднимаю свой дальномер Swarovski и вижу приличную особь с заметными даже на таком расстоянии зубками. Да, в следопыты, видно, жесткий отбор и по зрению, и по слуху, и по обонянию! Между тем, Пьер не может скрыть своего возбуждения, он успевает только проговорить: «Very big bulo!» (очень большой самец) и, поддав газу, направляет лодку дальше, в обход полуострова, на мысу которого пасется наш персонаж. Спешно высаживаемся и устремляемся в широкий обход холма, скрывающего сейчас нас от предполагаемой добычи. “Проверь, чтобы были заряжены все «солиды»”, — слышу напоминание, о чем уже договаривались заранее. Вместо «цейсса» теперь на стволе «загонник» Swarovski, установленный на минимальную кратность. Местность довольно изрезана промоинами и оврагами, но в итоге благополучно добираемся до оазиса растительности, украшающего макушку холма, огибая его по часовой стрелке, навстречу неспешно смещающемуся элефанту. Ветер благоприятствует. Теперь я уже вижу в прогале между ветками огромную голову старика с обломанными концами бивней. Говорю Пьеру, что я могу стрелять в этот прогал, но он заставляет стоять на месте и ждать. И только когда зверь зачем-то поворачивает голову в сторону воды, ПиЭйч быстро выставляет трипод в 1,5 м левее крайней ветки и командует стрелять. Вложиться я успеваю в тот момент, когда голова гиганта начинает поворачиваться в мою сторону и, похоже, он успевает меня заметить боковым зрением. Но поздно: прицельная марка уже наведена на углубление перед ухом, и гремит выстрел. Махина, помедлив долю секунды, шумно заваливается на левый бок, но Пьер кричит, чтобы я стрелял еще. Johannsen выплевывает еще две пули, сначала в тот же висок, и потом, уже лежащему, строго в макушку. Все кончено. Поздравления, отрезание хвоста, мысли о том, что же делать дальше. Только сейчас наконец осознаю, какой же он большой. Пьер тем временем обтирает песком грязь с бивней и делаем несколько первичных фото, хотя солнце сейчас расположено уже не удачно, и дело к закату. Решаем основное фотографирование и разбор туши перенести на утро, а на ночь оставить здесь пару сторожей, которых поменять через какое-то время, чтобы всю красоту не испортили ночные хищники.
Утром лодку брать не стали, поскольку вчера спалили весь бензин. Поехали в объезд посуху, а заодно заехали в деревню при крокодиловой ферме. Очевидно, у одного из трекеров там родня, надо было оповестить, чтобы эта деревня выдвинулась первая к раздаче слонятины. Но пока извилистая путя привела нас к месту вчерашней трагедии, четыре деревни в полном составе уже дожидались нашего прибытия, рассевшись четырьмя таборами. Ногами у них дорога короче. Теперь разместить всех так, чтобы не попадали в кадр, и можно начинать. Неожиданно, после моей короткой речи «на камеру», подошла пожилая негритянка и на ломаном русском представилась. Оказывается, еще при Советском Союзе она училась в Краснодаре на агронома, и с удивлением услышала русскую речь. Сфотографировались. В свежевании, помимо наших трекеров и геймскаута, вызвались участвовать человек шесть местных дюжих хлопцев. Работа нелегкая, нужно снять трофейные части, после чего расчленить тушу под две тонны весом на мясо по сортам и разложить кучами на подготовленные ветки. Хобот по традиции отдается здесь вождю племени, на чьей территории добыт трофей. Очень интересна форма топоров: в отличии от наших, здесь не топор насаживается на топорище, а наоборот, топорище с утолщением на конце изготавливается из особого корневища, после чего утолщение просаживается металлическим топором из относительно тонкого листа стали. За счет такой конструкции топор гораздо легче, да и экономия дефицитного металла на лицо. Вся работа заняла около 4 часов. После чего наш геймскаут, пользующийся здесь глубоким уважением, скомандовал, и раздача слонов началась. Сначала подходили женщины с детьми, подвязанными за спиной, потом беременные, за ними бездетные женщины, потом все остальные жители первой деревни. После первой таким же порядком осчастливлены вторая, третья и четвертая группа. То, что осталось, прогнали по второму кругу. Мясо, кишки, части желудка (за которые чуть не подрались) каждый складывает либо в ведро, либо в мешок типа такого, как у нас развозят сыпучие продукты. Носят тяжести, как правило, на голове, соблюдая при этом завидное равновесие. Подумалось, смогла ли бы какая-либо россиянка, идя 10 км по жаре, с привязанным за спиной детенышем, ведром или мешком на голове, непрерывно жестикулировать с товарками и вести непринужденную беседу… Опять мокрое место и содержимое желудка досталось терпеливым грифам и марабу, ни чего более. Нам достался лишь небольшой кусочек, отрезанный в самом начале, чтобы хоть попробовать слонятинки…
На этом этапе мы распрощались с государственным геймскаутом и остались в сопровождении лишь своего, лагерного, вооруженного изношенным военным маузером, утерявшим свои прицельные приспособления. Однако, время идет и охота приближается к завершению. Нужна гиена. Поэтому собрали все не полностью разложившееся мясо с леопардовых привад и свезли в одно определенное место, привязав прямо у земли проволокой к мертвому дереву посреди большой поляны. Конечно, тем же вечером там состоялся пир, но многое еще осталось. Столь богатым залежам опарыша позавидует любой рыболов, но гиенам это вкусно. Надо опять садиться. Но в данном случае зверь не столь осторожный, как леопард, можно все устроить проще. В качестве засидки выступил наш же автомобиль, только замаскированный с трех сторон ветками до самого верха. Стемнело, и стоило лишь чуть поманить голосом пирующей гиены, как первый же посетитель не заставил себя долго ждать. Стрельба на сверхблизкой дистанции не сложна. Пуля вошла спереди в правую половину грудной клетки и вышла из задней части по диагонали, зверь отбежал метров на 20. Кобель оказался намного крупнее моих ожиданий об этом представителе фауны, почерпнутых доселе из телевизора и интернет. «Собачка» способна решить проблему с дефекацией у всех соседей вместе с их домашними питомцами, будучи выведена на прогулку в московском дворике. И это еще не самый крупный экземпляр (у гиен в стае матриархат, и самки могут быть до 1,5 раз крупнее самцов).
Начался поиск самого малозначительного из всех задумок, последнего желанного, который регулярно нам попадался по мере охоты на основных животных, — бабуина. Обоих моих бабуинов, добытых в Камеруне, потеряли в ходе транспортировки или обработки, я так и не понял, но в Россию они так и не приехали за 3 года, в течение которых я ждал трофеи. Сначала обанкротилась французская таксидермическая фирма, потом немецкий перевозчик, в результате контейнер колесил по всей Европе, меняя транспортные и юридические конторы, которые занимались грузом, несколько раз. А ведь мысленно он уже виделся в московском офисе, и душа требовала. Но, как это часто бывает, зверь чаще всего попадается на глаза, когда он не нужен, но стоит лишь приступить к его целенаправленному поиску, — он тут же исчезает с горизонта! Так и в этот раз. Раза три даже стрелял из отчаяния на запредельных дистанциях, но ближе хищная обезьяна не подпускала, словно чувствуя, чем это может закончиться. Однако, в ходе одного из таких ежедневных поисков случайно набрели на очень достойного старого бушбока со сломанным рогом. И, хотя с бушбоками в моей коллекции уже перебор, не выдержал против увещеваний Пьера.
Вот и настал день расставания с вновь приобретенными друзьями, новой открытой для себя страной, и очередной охотой… Уезжать всегда грустно. Однако, предстояло еще улететь. А с вывозом навяленного из всех трофеев билтонга (промаринованное в местных специях вяленое до твердости мясо добытых животных, используется местными для консервации на длительный срок) могли быть проблемы. Пьер очень опасался за проход багажа через новый рентгеновский сканер в международном аэропорту Хараре. Однако, все обошлось как нельзя лучше благодаря еще одному хорошему человеку – пилоту Джайлзу. Знакомый со всеми сотрудниками служб, он без труда провел нас через таможенный досмотр, спецконтроль, зарегистрировал на рейс и нас, и багаж, и оружие, и попрощался в бизнес-зале ожидания. Дай Бог здоровья этому приятному человеку! Что у нас в сухом остатке? Охота – удалась на все 100%, даже несмотря на неудачу с павианом. Территории общего пользования – вполне пригодны для охоты вполне трофейных животных. Если еще раз полечу в Зимбабве, буду просить себе пилота Джайлза для чартера. Хотя, может быть, в следующий раз это будет еще какая-то другая страна: всегда хочется чего-то нового. Что-то я проникся оптимизмом, не подохнув в Африке против всех ожиданий… Москва встретила примерно похожей погодой, да и разница во времени в этот раз всего 1 час. Но уже хочется на новую охоту… Ни пуха, ни пера!
Вадим Семашев, июнь 2016 года
P.S.: Наверное, постоянный читатель ждет от меня и ставшего традиционным словарика. Но в Зимбабве, как и в Танзании, местный народ предпочитает один из диалектов суахили, ликбез по которому тиснут в предыдущем опусе. В качестве небольшой компенсации могу предложить несколько забавных слов на африкаанс, другом относительно распространенном на африканском континенте наречии:
Хуеморе – доброе утро;
Хуетак – добрый день;
Хуенах – доброй ночи;
Особлив хуетах – пожалуйста;
Продолжение следует…